Неточные совпадения
Анна была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный для хозяйки
дома при небольшом столе, при лицах, как управляющий и
архитектор, лицах совершенно другого мира, старающихся не робеть пред непривычною роскошью и не могущих принимать долгого участия в общем разговоре, этот трудный разговор Анна вела со своим обычным тактом, естественностью и даже удовольствием, как замечала Дарья Александровна.
Дома были в один, два и полтора этажа, с вечным мезонином, очень красивым, по мнению губернских
архитекторов.
Фронтон тоже никак не пришелся посреди
дома, как ни бился
архитектор, потому что хозяин приказал одну колонну сбоку выкинуть, и оттого очутилось не четыре колонны, как было назначено, а только три.
Андрий уже издали видел
дом, непохожий на другие и, как казалось, строенный каким-нибудь
архитектором итальянским.
Поверенный распорядился и насчет постройки
дома: определив, вместе с губернским
архитектором, количество нужных материалов, он оставил старосте приказ с открытием весны возить лес и велел построить сарай для кирпича, так что Обломову оставалось только приехать весной и, благословясь, начать стройку при себе. К тому времени предполагалось собрать оброк и, кроме того, было в виду заложить деревню, следовательно, расходы было из чего покрыть.
Он бросился писать, соображать, ездил даже к
архитектору. Вскоре на маленьком столике у него расположен был план
дома, сада.
Дом семейный, просторный, с двумя балконами.
Тушин не уехал к себе после свадьбы. Он остался у приятеля в городе. На другой же день он явился к Татьяне Марковне с
архитектором. И всякий день они рассматривали планы, потом осматривали оба
дома, сад, все службы, совещались, чертили, высчитывали, соображая радикальные переделки на будущую весну.
Тушин все-таки, на всякий случай, с тем же
архитектором, немедленно занялся соображениями об отделке
дома для приема и помещения дорогих гостей.
Дичи у него в поместье водится много,
дом построен по плану французского
архитектора, люди одеты по-английски, обеды задает он отличные, принимает гостей ласково, а все-таки неохотно к нему едешь.
Домом по очереди владели купцы Носовы, Ланины, Морозовы, и в конце девяностых годов его приобрел петербургский миллионер Елисеев, колониалыцик и виноторговец, и приступил к перестройке.
Архитектор, привезенный Елисеевым, зашил весь
дом тесом, что было для Москвы новинкой, и получился гигантский деревянный ящик, настолько плотный, что и щелочки не осталось.
Выстроил его в 1782 году, по проекту знаменитого
архитектора Казакова, граф Чернышев, московский генерал-губернатор, и с той поры
дом этот вплоть до революции был бессменно генерал-губернаторским
домом.
Это был огромный
дом казарменно-аракчеевского стиля, с барской роскошной раздевальной — создание известного
архитектора двадцатых годов.
Он был и живописец и
архитектор: сам построил церковь для своей тещи Марьи Михайловны в саду близехонько от
дома и сам писал все образа.
Гораздо уже в позднейшее время Павел узнал, что это топанье означало площадку лестницы, которая должна была проходить в новом
доме Еспера Иваныча, и что сам господин был даровитейший
архитектор, академического еще воспитания, пьянчуга, нищий, не любимый ни начальством, ни публикой.
Все
архитекторы и подрядчики отлично знают, что стоит только поставить на время какую-нибудь деревянную решетку вместо железной или дощатую переборку вместо капитальной стены — и деревянная решетка и дощатая переборка переживут и хозяина и даже самый
дом.
Городские
архитекторы составили план брагинского
дома и явились в Белоглинский завод, чтобы начать постройку.
Последний аргумент имел неотразимую силу, и Гордей Евстратыч утешался пока тем, что хоть
дом поставит по своему вкусу. Он привозил из города двух
архитекторов, которые меряли несколько раз место и за рюмкой водки составляли проекты и сметы будущей постройки.
— Ты будешь учиться
дома, — объявила сестра, усаживая его рядом с собою. — Ты будешь учиться всему, что надо знать
архитектору, — это тебе нравится?
Между чаем и ужином — карт в этом
доме не было — читали, Василий Николаевич Андреев-Бурлак рассказывал, М. Н. Климентова, недавно начавшая выступать на сцене и только что вышедшая замуж за С. А. Муромцева, пела. Однажды, не успели сесть за ужин, как вошли постоянные гости этих суббот:
архитектор М. Н. Чичагов — строитель Пушкинского театра и общий друг артистов, П. А. Маурин — нотариус и театрал. Их встретили приветствиями и поднятыми бокалами, а они в ответ, оба в один голос...
Оказалось, что Софья Павловна Медынская, жена богача-архитектора, известная всему городу своей неутомимостью по части устройства разных благотворительных затей, — уговорила Игната пожертвовать семьдесят пять тысяч на ночлежный
дом и народную библиотеку с читальней.
К сожалению, он был у нас единственным
архитектором, и за последние пятнадцать-двадцать лет, на моей памяти, в городе не было построено ни одного порядочного
дома.
Когда родоначальник известного ныне богатого
дома, Николай Патрикеевич Сударичев, получив звание
архитектора, приехал повидаться к отцу, бабушка, разумеется, пожелала, чтобы «Николашу» ей представили, и, обласкав его, она подарила ему часы, сто рублей «на пару платья» и — о ужас! — велела ему прийти к столу с нею обедать…
— Конечно, Буркин прав, — перервал старик, — да и на что нам иноземных
архитекторов? Посмотрите на мой
дом! Что, дурно, что ль, выстроен? А строил-то его не француз, не немец, а просто я, русской дворянин — Николай Степанович Ижорской. Покойница сестра, вот ее матушка — не тем будь помянута, — бредила французами. Ну что ж? И отдала строить свой московской
дом какому-то приезжему мусью, а он как понаделал ей во всем
доме каминов, так она в первую зиму чуть-чуть, бедняжка, совсем не замерзла.
Говорят мне, что московские
архитектора, вместо
домов, понастроили каких-то ящиков из-под мыла и испортили Москву.
Полонский жил тогда со своей молоденькой первой женой (русской парижанкой, дочерью псаломщика Устюшкова) в
доме известного
архитектора Штакеншнейдера и привел меня из своей квартиры в хозяйский обширный апартамент, где по воскресеньям давали вечера литературно-танцевальные.
Мне было уже лет двадцать пять, а может быть, и больше, когда в одном чеховском рассказе я прочел слова о бездарных
домах, которые строил какой-то
архитектор в провинциальном городе.
Дом Нетову строил модный
архитектор, большой охотник до древнерусских украшений и снаружи и внутри.
— А Узелкова ты помнишь? — спросил он про себя у старика лакея. — Узелкова,
архитектора, что с женой разводился… У него еще
дом был на Свиребеевской улице… Наверное, помнишь!
По задуманному ею плану и по совещанию с известным
архитектором того времени графом Растрелли, постройка
дома должна была заключаться в следующем.
Одним из красивейших
домов елизаветинского времени был
дом знаменитого «представителя музы», первого русского мецената Ивана Ивановича Шувалова; стоял он на углу Невского и Большой Садовой.
Дом был построен в два этажа, по плану
архитектора Кокрякова.
Дом Ивана Ивановича Шувалова был одним из красивейших
домов в Петербурге в Елизаветинское время. Он стоял на углу Невского проспекта и Большой Садовой и сохранился до сегодня. В нем так долго на нашей памяти помещался трактир Палкина, а затем фортепианный магазин Шредера.
Дом был выстроен в два этажа, по плану
архитектора Кокоринова, ученика знаменитого Растрелли.
Около трех часов водил князь Гиршфельда по
дому, саду, оранжереям, старому парку, заднему двору и псарне, подробно объясняя ему способ постройки
дома, которую он производил сам, так как был архитектором-дилетантом, указывая на редкие растения, которые он выводил собственноручно, на породы и свойство псов и прочее.
Первоначально оно было построено князем в виде небольшого домика, но после присоединения Крыма, по приказанию императрицы,
архитектор Старов на месте прежнего
дома построил роскошный дворец, наподобие Пантеона.
Отец его сам их выстроил, и тогдашний модный и дорогой
архитектор предложил ему фасад во вкусе итальянского Возрождения. Ему это было"все едино", только чтобы чувствовали — какой владелец
дома значительный человек.
Весь фундамент состоял из четырех рядов известкового камня. В сенях первого этажа
архитектор велел поставить двенадцать деревянных столбов. Ему надо было ехать в Малороссию, и, уезжая, он сказал гостилицкому управляющему, чтобы до его возвращения он не позволял трогать этих подпорок. Несмотря на запрещение
архитектора, управляющий, как скоро узнал, что великий князь и великая княгиня со свитой займут этот
дом, тотчас приказал вынести эти столбы, которые безобразили сени.
(Это была правда:
архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный
дом в Петербурге.)
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал
архитектор для возобновления
дома и подмосковной, говоря про это как про дело решенное.
И везде, во всех мелочах зоркий глаз Гаврилы Матвеича метко следил за работой. Во всех его распоряжениях виден был не такой подрядчик, к каким все привыкли. Не хотелось ему строить казенного
дома на живую нитку: начальству в угоду,
архитектору на подмогу, себе на разживу, а развалится после свидетельства, черт с ними: слабый грунт, значит, вышел, — вина не моя, была воля божия.
И должен ли я лежать спокойно, если г.
архитектор вместо церкви или дворца вдруг пожелает построить публичный
дом?